Виктор Зубков — донбассовец, влюбившийся в Одессу
Виктор Захарович Зубков впервые приехал в наш город футболистом донецкого «Локомотива», и дважды забил одесситам, но при этом влюбился в Южную Пальмиру. Через несколько лет талантливый игрок перешел в «Черноморец» и долгих 9 сезонов выступал за наш клуб, познав с ним и горечь вылета в первую лигу и счастье бронзы чемпионата СССР 74—го года. Сейчас Виктор Зубков тренер СДЮШОР «Черноморец».
— Виктор Захарович, расскажите, как вы пришли в футбол…
— Вообще моя семья из Донбасса, и отец, и братья — шахтеры, просто мама во время войны поехала к сестре рожать, поэтому у меня в графе место рождения указана Запорожская область. Но сам я с детства пропах дымом и копотью Донбасса, а как футболист —воспитанник «Шахтера». Пришел туда с улицы в 14 лет. Нас было человек 7—8, но записали меня одного. Попал в группу, которая занималась уже года три, и довольно быстро их догнал, а затем и обогнал. С юношеской командой попал в финал всесоюзных соревнований. Начинал левым нападающим, на эту позицию меня поставил тренер, но со временем стал играть полузащитника и защитника. Мне тогда дали кличку Бразилия, и, нужно сказать, что из всей плеяды молодых футболистов, с которыми начинал, один я уже в 15 лет играл в футбол в команде мастеров.
— Вы были в дубле «Шахтера», когда он два раза выигрывал Кубок СССР. Тренер давал шанс вам, 17—летнему, себя проявить?
— Мне было тяжело пробиться в основной состав такой замечательной команды. Приведу пример. В киевском «Динамо» были такие одаренные футболисты, как Мунтян, Бышовец, но они играли в дубле. Им повезло, что перед чемпионатом мира 1966 года в сборную СССР попал целый ряд представителей динамовского основного состава, а они — молодые и талантливые — получили возможность играть в «основе», ведь чемпионат СССР продолжался. В результате, их полюбили и оценили даже больше тех, кого они заменяли.
В те времена в каждой команде было столько звезд, что многие молодые футболисты даже не знали, как к ним подступиться и опускали руки. Но я не опустил, а просто ушел в донецкий «Локомотив». Однажды мы приехали в Одессу на игру с «Черноморцем», и этот матч я провел очень хорошо — забил два мяча и «выключил» знаменитого Фурса. Тренеры «Шахтера», когда узнали это, очень удивились, ведь они уже и забыли обо мне. Теперь же они срочно решили вернуть меня, так Одесса помогла мне снова оказаться в «Шахтере».
— Можете ли вы вспомнить тот одесский матч?
— Да, я до сих пор помню каждую минуту того дня, даже то, какая погода была. Мы приехали поездом Ясиноватая—Одесса, но по какой—то причине «Черноморец» не смог предоставить нам автобус, и мы сели на троллейбус и поехали по Пушкинской, по Дерибасовской. Когда разместились в гостинице, я пошел прогуляться по городу и впервые увидел «Соборку», место, где собирались болельщики «Черноморца». Я много слышал о ней, но она превзошла все мои ожидания. Многочисленные болельщики не просто собирались в одном месте, они перемещались по площади как облака, кучками, причем, как мне казалось, абсолютно хаотично. Послушал я их разговоры, и после этого тренер мог мне не говорить, что мне нужно держать Константина Фурса, потому что он активный, быстрый, забивной, хитрый, самородок — это я уже слышал на «Соборке». Я помню этот матч, как будто он был вчера. Тогда «Локомотив» проиграл 2:4, но я забил два мяча.
Этот день запомнился мне еще тем, что после игры подошел старший тренер и сказал, что меня разыскивает какой—то капитан. Фамилия капитана была Голубенко, он был такой статный, могучий, тогда в Союзе, знаете, прославляли капитанов дальнего плавания как символ мужества. Он сказал, что постарается устроить меня в «Черноморец» и даже предложил пожить пока у него на судне. Я обещал подумать, и так получилось, что через три года действительно оказался в «Черноморце». Возможно, что это была воля небес, и я был создан для этого города, для «Черноморца».
Хотя когда я вернулся в «Шахтер», все получалось неплохо. Меня два раза вызывали в молодежную сборную, но тренер мне ничего не говорил и рвал телеграммы. Я дружил с Хмельницким, его отпускали, а меня нет, потому что тренер не хотел, чтобы я отвлекался от игр за клуб. Не могу ничего плохого сказать про Олега Ошенкова, который тогда тренировал «Шахтер». Когда я женился, он отдал мне свою квартиру. Тренер видел, что я перспективный и хотел сделать на меня ставку. Но так получилось, что я перешел в одесскую команду. Но тем, что в «Черноморце» я был востребован и играл на протяжении почти десяти лет, я обязан тому «Шахтеру» 60—х и его школе, которая и дала мне те знания и умения, позволившие успешно выступать в Одессе.
— «Шахтер» всегда славился своим боевым духом и бойцовским характером?
— Первый секретарь обкома Владимир Иванович Дегтярев, когда у нас в команде появлялись киевляне или москвичи в первую очередь говорил им, что теперь они защищают честь Донбасса и они должны это прочувствовать. Для этого футболистов опускали в шахту, чтобы они видели, какой у шахтеров каторжный труд и прониклись этим духом, поняли, за кого они должны биться.
Такие традиции и бойцовский дух передавались из поколения в поколение. Я когда приехал в Одессу, мне понравился «Черноморец». Он играл весело. Народ это воспринимал — все было такое праздничное. В Донецке же наоборот, насаждались морально—волевые качества, борьба. Мне кажется, хотя может быть, это нескромно с моей стороны, я подходил именно для «Черноморца», поскольку люблю красочный яркий футбол, который так характерен для Южной Пальмиры.
Но боевой дух у меня остался навсегда. В Донецке за «Шахтер» я забивал Яшину, когда мы проигрывали 0:1, и в Тбилиси, проигрывая, я забил Котрикадзе, после чего меня взяли на карандаш в сборную. Но однажды забил гол, а тренер говорит, что я оголил защиту и он мной очень недоволен. В то время ведь не было такой взаимозаменяемости, как сейчас, а я по молодости не понимал, что у каждого есть определенная функция на поле. В общем, не смог найти с тренером общий язык.
Зато в «Черноморце» я уже полностью себя реализовал. Когда стал старше, то мог уже с тренером обсуждать игровую тактику, вместе ее вырабатывать, он прислушивался ко мне. Когда я подключался к атаке, меня всегда подстраховывал умница Фейдман, и у нас уже появилась эта самая взаимоподстраховка. В начале 70—х мы никак не могли выйти в высшую лигу, хотя уровень у нас был подходящий. Часто нападающим не везло, мяч то в штангу попадет, то в перекладину. А я мог вдруг пойти в атаку, срабатывал элемент неожиданности, и все получалось. Мы вышли в высшую лигу в 73—м году с таким запасом, что на этой закваске, с замечательной плеядой игроков, заняли и в элитном дивизионе третье место.
Когда у Ахмеда Алескерова дела по некоторым причинам пошатнулись, мне предложили принять руководство командой на себя, однако я отказался, потому что еще играл, и мне как—то было неожиданно так резко переходить на тренерскую работу. Вместо этого я в 33 года поехал в Москву в Высшую школу тренеров, потому что знал, футболист — это недоучка. Я окончил заочно пединститут, получил диплом горного электромеханика, но все это было не серьезно, не то. В Москве я уже сознательно воспринимал знания, потому что понимал, к чему готовлюсь. Наука у нас тогда была передовая, опережала весь спортивный мир, все пользовались нашими научными достижениями. Эти знания я использую до сих пор.
— В 1966 году, когда «Черноморец» уже играл в высшей лиге, вы перешли сюда из «Шахтера». Расскажите, как состоялся этот переход?
— Я переходил в команду, в которой играли Базилевич, Лобановский, Каневский, а когда стал футболистом «Черноморца», узнал, что они переместились в обратном направлении. В покинутый мной Шахтер". Тогда это все тайно делалось. Но я не сильно переживал по этому поводу, здесь уже был мой друг Ярчук, и я не видел в мире такого города, как Одесса. Тут я и остался жить, все мои четверо внуков живут в Одессе.
— Так получилось, что вы застали и «Черноморец» 60—х и обновленную команду 70—х, насколько они отличались?
— По сути дела получилось так, что почти все игроки перешли в другие клубы. Но, а я был рад, что смог пригодится и новой команде, где были одаренные игроки на 7 лет моложе меня, такие как Нечаев, Сапожников, Лещук, Фейдман, Григорьев, Макаров. Был у нас и Дорошенко, замечательный игрок, который мог смотреть совсем в другую сторону, а потом неожиданно дать голевой пас. Когда мы играли уже этим коллективом, я снова стал появляться впереди, забивал со стандартных положений, как, например, в матче с «Карпатами», когда я забил угловой. Однажды я получил травму и не думал выходить на поле, даже форму с собой не взял, сидел на трибуне. Но игра не шла, и Алескеров в перерыве сказал, что мне все—таки нужно сыграть. Мне нашли какую—то форму, навесили повязку, и в таком состоянии я вышел на поле. Я почувствовал, что мое присутствие положительно повлияло на ребят, и так оно и пошло, тогда мы, кстати, выиграли 2:1. С тех пор, когда игра не получалась, я всегда выходил на поле и как—то успокаивающе действовал на коллектив. У нас была сыгранная команда, при этом были умные и одаренные исполнители высокого класса, любящие и умеющие импровизировать на поле.
— Виктор Захарович, о вашем дальнем ударе ходят легенды…
— Да есть несколько историй. В московском «Торпедо» играл Марушко, неплохой игрок, но, конечно, не звезда футбола. Во время матча я попал в него мячом, и удар был такой силы, что у него случилось сотрясение мозга. Несколько лет спустя встретил его в институте физкультуры, который выпускал специалистов по всем видам спорта. Оказывается, Марушко стал там преподавателем. Я ему тогда еще сказал: «Если бы не попал тогда тебе по голове, ты бы профессором не стал».
А когда мы играли с «Крыльями Советов» я стоял в центре поля со стороны табло, перешел метров 5—7 и мне как будто голос говорит: «Пробей». До ворот было метров 40, но я с такой силой пробил, что вратарь только прыгнул, а мяч уже из сетки выскочил. Вот такие случаи и породили легенды, что болельщики частенько кричали: «Зубков, пробей!». Не подумайте, что я специально попадал в кого—то мячом, не было и мысли такой. Просто тогда такой футбол был, сейчас мяч крутят мимо стенки, подсекают, а раньше били напрямую, а уклоняться нельзя было, да и сами мячи были не такие «летуны», как теперь, а настоящие кожаные, со шнуровкой, иногда в холода покрытые изморозью. Так что если такой мяч попадал со всей силы, очень просто было получить сотрясение. Футбол мужественный и травмоопасный вид спорта.
— Сравните футбол 60—х и 70—х с современным…
— Считаю себя очень счастливым человеком.
Но сегодня футбол сделал большой прогресс. Появились такие скорости, движение, исполнительское мастерство, вратари стали по 2 метра и все равно не могут доставать мячи, посылаемые форвардами, настолько техничное исполнение, филигранные передачи. Однако сравнивать тех звезд с нынешними тяжело. Когда вы поживете с мое и появятся новые звезды, вам будет обидно, что их сравнивают с Зиданом. Могу сказать одно. Я наблюдал игру Пеле вживую в 1965, и мне хотелось, чтобы этот матч никогда не кончался, так это было захватывающе. Наша сборная тогда проиграла 3:0, Пеле забил два мяча, но ни у кого не было и капли огорчения, потому что мы смотрели спектакль. И потом люди долго его вспоминали, а после игры целая толпа в кафе собралась посмотреть на столик, за которым Гарринча пил кофе…
